ПРОДОЛЖЕНИЕ |
НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ |
Ужин почтил своим присутствием Иннокентий, очень забавный волнистый попугайчик. Он разгуливал по столу, предлагал поцеловаться и воровал из тарелок. В общем, питался чем бог послал. В данном случае, два бога, один из двух больших и маленький. Семенов Кеше не давал ничего, имея на то веские основания – ел Кеша неопрятно. Все, что оказывалось у него в клюве, усиленно измельчалось, однако в глотку попадала лишь небольшая часть пищи. Остальное вываливалось и либо прилипало с обеих сторон к клюву, образуя уродливые гроздья, либо падало на стол. Короче, Кеша ел, как свинья.
В отличие от жены и дочери, которые умилялись попугаем, чего бы тот ни сотворил, Семенов терпеть не мог эту безмозглую птицу. Поэтому он быстро расправился со своей немалой порцией жареной картошки и салатом, отказался от чая и встал из-за стола. Что-то потянуло его к хомячку и вместо того, чтобы принять в спальне горизонтальное положение и начать новый том Чейза, он присел на корточки перед посылочным ящиком. Хомячок продолжал суетиться. Семенов побаивался его длинных резцов, но умиротворенный ужином смело взял хомячка в руки. Подержав его, словно только что слепленный снежок, он оставил хомяка на левой ладони. Хомячок умылся, смешно усевшись на задок, и пустился осваивать новую территорию. Его нос двигался, не зная устали, отчего усы забавно шевелились. Розовые лапки с маленькими пальчиками напоминали человеческие руки, а коготки немного щекотали кожу. Обойдя всю ладонь и через каждый шаг свешиваясь вниз в попытках вытянутой лапкою нащупать какую-нибудь опору, хомячок определил единственно верное направление и направился по предплечью к локтю Семенова. Семенов, недолго думая, загородил пешеходную дорожку забором правой ладони. Хомячок воспринял преграду философски и тут же стал ее преодолевать. Семенов вновь посадил его на ладонь. Хомячок незамедлительно отправился в путь к локтю Семенова. Семенов, дождавшись, когда путешественник почти добрался до места назначения, вновь посадил его на ладонь. Хомячок в тот же миг вновь отправился в путь. Так продолжалось несколько раз, пока Семенов не устал. "Ишь ты, – подумал он, – занят своим делом, а на остальное плевать. Есть кто-то рядом или нет, главное – вперед! Не пищит, внимания к себе не требует, целеустремлен до безумия. Ну, брат, ты мне нравишься, не то что эта идиотская птица". В знак симпатии Семенов пустил хомяка побегать по тахте. Тот очень быстро ознакомился с предоставленным в пользование пространством, не нашел ничего интересного и у боковой спинки попытался спуститься на пол. Причем носом вниз, тормозя всеми четырьмя лапками. "Нет, малыш, лучше не пытайся, здесь для тебя высоковато". Однако хомячок продолжал медленно сползать по покрывалу. И вдруг сорвался. – Папа, держи его, – вскрикнула наблюдавшая за эквилибристикой хомячка Ирина. Семенов вздрогнул и потерял несколько мгновений. Хомячок упал мягко, как шерстяной клубок, и, воспользовавшись секундным замешательством Семенова, скрылся под тахтой. – Ну вот, где его теперь искать? – пригорюнилась Ирина. – Здесь столько всего понаставлено. Комната действительно была сверх меры загромождена досками, обоями, банками, плитами ДСП: Семенов уже десятый год готовился к капитальному ремонту. – Ничего, доча, пусть немного побегает. Ему ведь скучно весь день в ящике сидеть, как в тюрьме. А будем спать ложиться, поймаем и вернем на место. В этот момент по кабельному телевидению началась вторая серия "Унесенных ветром" и Семенов, забыв обо всем, погрузился в перипетии сюжета. Тамара, убрав со стола, присоединилась к нему и позвала дочь. Ирина не отреагировала. Она упорно искала хомячка в зале, но добилась только того, что он улизнул в прихожую и пропал окончательно. Двери во все комнаты были открыты, так что у беглеца было много вариантов для маневра. Когда пришло время ложиться спать, хомячок не объявился. Его искали по всем углам до тех пор, пока Семенов не проявил добрую волю: – Все! Утро вечера мудренее. Хома за ночь никуда не денется. Я убедился, что он человек серьезный и самостоятельный. Наверняка уже нашел теплое местечко и дрыхнет без задних ног. А утром он сам выползет, голод не тетка. Кстати, и нам давно пора баиньки. На том и пожелали друг другу спокойной ночи. Как ни странно, после того, как они с женой отзанимались любовью, Семенов не смог сразу уснуть. Он мыслил о минувшем дне, как о дне, прожитом не напрасно, вспоминал хомячка, сравнивал его с попугаем и проникался к грызуну все большей симпатией. Особенно нравилось ему, что у хомячка симпатичная морда лица. Проснулся Семенов от громкого плача Ирины. Он включил бра над кроватью и ошалело посмотрел на будильник: было без десяти два. В дверях мелькнул халат жены. Почти спеша, Семенов устремился за ней, на ходу раздражаясь из-за прерванного ночного покоя, который подарил ему волнующее эротическое сновидение. Ирина сидела на пороге своей комнаты, уткнув лицо в поднятые колени, и рыдала. В полуметре от нее лежал хомячок. Он был мертв. Тамара гладила вздрагивающие плечи дочери и пыталась прижать ее к себе. Ирина не давалась. – Что стряслось? – буднично спросил Семенов, будто в упор не видел трупик животного. – Иришка пошла в туалет и в темноте наступила, – объяснила Тамара. – Это все из-за вас, – внезапно заговорила дочь. – Он почувствовал, что вам не понравился, и убежал. И я тоже почувствовала. Супруги переглянулись: Тамара, словно извиняясь, пожала плечами, Семенов многозначительно выпятил губы. Оба понимали, что надо что-то делать. Или, по крайней мере, что-то говорить. – Ирочка, солнышко мое, не говори глупостей, – начал было Семенов, но Ирина заплакала сильнее и сама прижалась к матери, обхватив ее за талию. Хомячка похоронили через полчаса за домом у ограды детского сада. Ходили всей семьей, но Семенов не мог отделаться от ощущения, что он третий лишний и привлечен к процедуре не более чем в качестве кладбищенского рабочего, чье дело ограничивается формулой "вырыл яму – засыпал яму" и не накладывает никаких дополнительных обязательств. Дома Ирину уложили в постель и, дождавшись, пока она успокоится, отправились к себе. Семенов с облегчением забрался под простыню, закрыл глаза и... услышал голос жены. – Ты думаешь, она правда почувствовала? Он повернул голову. Тамара сидела на кровати спиной к нему. – Не говори ерунды. Ничего она не почувствовала. – Почему же так сказала? – Истерика. Обыкновенная истерика, понимаешь? Через день-два все забудется. Давай лучше спать. – Спи, я скоро прийду. – Куда ты собралась? – Иришку успокою, она снова плачет. – Что-то не слышно, чтобы она плакала, – буркнул обиженно Семенов. – Она в подушку, – Тамара как-то странно взглянула на него и молча вышла из комнаты. Семенов тяжело вздохнул и снова закрыл глаза с твердым намерением уснуть. Однако мысли вертелись вокруг усопшего хомячка. "Вот мерзкое животное, – и мертвое покоя не дает. Не надо было его в дом тащить, раз уж судьба у него такая – помереть. Сдох бы на помойке и никому бы неприятностей не доставил. А теперь расхлебывай". Семенов еще раз вздохнул, поднялся и нехотя пошел расхлебывать. Ведь они семья и любят друг друга, не так ли? |